מאגר סיפורי מורשת

  улыбки судьбы

прадед мой иван осипов был крепостным у барина. нрава он был неспокойного, за что не раз был бит на конюшне плетьми нещадно. но не смирялся, а потому как-то барин определил: «отдаём ваньку в солдаты». в солдаты брали тогда молодых мужиков «с ремеслом», то есть каждый рекрут-новобранец должен был быть предварительно обучен какому-нибудь делу: печному, шорному, плотницкому и др.- за барский счёт. ивана определили в учение к сапожнику, и он вместо барщины три раза в неделю обучался у барского сапожника шитью и починке разнообразной обуви. и ждал призыва на военную службу, которая продолжалась тогда в россии  25 лет. тогда же приглянулась барину одна из дворовых, домна. ей было сказано об этом, но она «не схотела». у барина не было в обычае добиваться своего силой, но и спускать самовольство он не привык.  «а отдадим – ка мы домаху за ваньку» решил он. так появилась в деревне молодая пара. свадьбу сыграли осенью. приданого не было, зимовали в овинной яме. овин общинное сооружение для хранения и сушки снопов перед обмолотом –  большой сарай, слаженный «на живую нитку»из брёвен и крытый соломой. щели между брёвнами стен овина специально не конопатили «для продуху». в овин после жатвы свозили снопы для хранения. в первой трети овина посередине сложена была огромная русская печь с просторной верхней поверхностью. на неё клали снопы для просушки перед обмолотом. молотили снопы перед овином на утоптанной площадке, которая называлась «ток». а под печью вырыт был «подпечек» – просторная яма для обеспечения тяги во время топки печи. в этой яме и зимовали мои прадед и прабабушка. надо сказать, что зимой тогда ночами было -25 мороза, а днями -15. иногда строения по крыши заносило снегом так, что по утрам приходилось откапываться изнутри. в середине пятидесятых годов прошлого века я застал овины в нашей деревне. их было два: верхний и нижний. к верхнему, (тому самому?), я убегал и прятался в нём, когда меня ругали дома. около нижнего росла огромная черёмуха. когда созревали ягоды, мальчишки и девчонки залезали на дерево, ели ягоды, разговаривали и проводили на нём целые дни. к вечеру рты и руки были буквально чёрными. мы отвлеклись. итак, у молодых ничегошеньки не было, а впереди разлука на 25 лет. но тут грянула «великая реформа 19 февраля 1861 года», отмена крепостного права в россии. иван и домна получили «волю». хорошо! но как его ладить с пустыми руками, новое, нежданное, негаданное будущее? и тут появился в деревне подрядчик. предложил мужикам работу: он покупает у барина лес, мужики его валят, сплачивают, а весной на большой воде сплавляют плоты по реке в москву. там окончательный расчёт, а с сего дня только харчи трижды в день. иван решился. домну брали к себе её родители, временно и в долг! весной всё так и вышло, как договаривались. после расчёта с подрядчиком сели мужики на берегу москвы-реки, выпивают, закусывают. а иван и говорит: «пейте без меня, я пойду тут огляжусь. к вечеру непременно вернусь». мужики согласились, им же больше достанется! на ближней улице увидал иван сапожную мастерскую. постучался, вошёл, поздоровался, спросил, нужны ли работники. хозяин предложил ему прибить подмётку к сапогу. иван вырезал из кожи заготовку, сел на табуретку, взял сапог, набрал в губы деревянных гвоздей. аккуратно заготовку прибил, ножом подровнял заподлицо. хозяин попросил другую прибить. а потом сказал, что берёт ивана в работники. обговорили заработок, харчи, жильё. на закате вернулся иван к мужикам. объявил им, что остаётся в москве. передал с мужиками домне деньги от подрядчика. сказал, чтобы ждала к осени. и начал иван сапожничать. хозяин его зауважал, потому как иван всё больше молчал, но работал истово, не за страх, а за совесть. заработал иван денег за лето, к осени пошёл в деревню (130 км.). попросил собрать мир (общинное собрание) и договорился с мужиками, что те сложат избу для него, домны и маленькой дочки елизаветы недалеко от того самого овина, где зимовал. мир согласился. иван нанял печника, который сладил русскую печь, потом с неделю ставил избу вместе с мужиками. заготовил дрова на зиму, расплатился со всеми и ушёл в москву. началась другая жизнь.иван работал так же истово, за ним тянулась молодёжь, его уважали, заработки росли. хозяин открыл вторую мастерскую, всё чаще оставлял ивана «за себя», когда работал в новой мастерской. а в прежней иван уговорил хозяина постепенно начинать «работать тонкую работу»: кошельки и даже перчатки, сначала мужские, а потом и дамские. дело пошло.  иван всё чаще отправлял в деревню деньги, подарки. наезжал сам. вскоре родилась вторая дочь, мария. и всё бы хорошо, но стал замечать иван в глазах односельчан непонятные ему до времени огоньки… и вскоре оно пришло, время огоньков. как-то погожим майским днём говорит ему молодой работник: «на угощеньице бы с вас, иван осипович. праздник-то какой: домна алексеевна к вам направляется и дочки ваши при ней». «эх, петруша отвечает ему иван разве это праздник? беспременно, это либо корова пала, либо избу сожгли». так и оказалось. с неделю назад глубоко в ночи дружно занялась новая изба сразу с четырёх углов. проснулись от дыма и всполохов пламени за окнами. за сенями в хлеву выла на разные голоса погибающая в огне и дыму скотина, им вторил растревоженный птичник. подхватила домна детишек и вон из избы. а дверь заперта! выставила из оконца девчонок и в чём была выскочила сама. глянула на крыльцо а входная  в избу дверь снаружи полешком подпёрта. вот чем обернулись для ивана огоньки в глазах односельчан. и опять улыбнулась ивану судьба. хозяин предложил ему постепенно выкупить старую мастерскую с тем условием, чтобы иван занялся в ней только «тонкой работой». а хозяин в новой мастерской продолжит «работать привычное и любимое дело»: шить и чинить обувь новым и старым клиентам. на том и порешили. с тех пор иван и семья постоянно жили в москве. там и родилась в 1878 году моя бабушка татьяна ивановна. но это уже другая, следующая история.

  бабушка Татьяна Ивановна